В комнате с белым потолком и видом на огни очень хорошо, тут тепло и тихо.

В комнате все слышно.

Каждый шорох приравнивается к взрыву атомной бомбы.

Вздрагиваешь.

В конце комнаты длинный коридор, он ведет вперед, а потом направо.

В этой комнате можно сидеть долго, занавески можно опустить, и тогда наступает покой, которому могут позавидовать мертвецы.

Иногда раздаются шаги.

Шаги приглушенные, кошачьи.

Словно кто-то идет по песку в сторону моря.

Шаги всегда удаляются.

С каждой минутой они все тише и тише. Каждая минута возвращает комнате былой покой и тишину.

Тебе даже страшно представить, кто же там шел, эти невидимые ушедшие призраки пугают настолько, что ты счастлив только потому, что они уже ушли.

Иногда ты встаешь и громко - громко кричишь:

- Прощайте!

Но разве уже ушедшие могут ответить… и тишина разъедает прощанье, поглощает его, врождается в него, сама становится его сутью и неотделимой кожурой.

Иногда наступают минуты страшного гула и паники. Все ревется.

Окна закрыты, ветер привносится в комнату не каким-то мифическим лифтом, не брошенным в форточку кирпичом, ветер этот иной природы.

Он внутренний.

На протяжении каждой минуты этого столетия он старательно, ревностно, монотонно, так долго, как только могут рушиться горы, ковырял старой затупленной ржавой бритвой дырку в твоем теле.

Он перегрызал сухожилия, он дробил кости, он посербывал твою кровь, не давая ей просочиться наружу, он ел твои внутренности.

Годами ты худел и становился все меньше.

Ты вставал  на весы и замечал, что тебя все меньше и меньше.

И вот, когда тебе показалось, что тебя уже нет, что ты растворился в полупрозрачной комнате, что ты рассеялся в многочисленных испарениях этой комнаты, ветер проковырял в тебе такую маленькую, но такую пустую черную, зловонную дыру, что ты стал притягивать к себе собственный свет.

Дыра в тебе стала пропастью, стала апофеозом небытия, исчезновения.

Ты так долго превращался в единый цельный и неделимый атом, что расщепление тебя повлекло за собой мощнейший выброс энергии, невиданной силы шум.

- БАБАХ!

В несуществующем атомном взрыве, несуществующей взрывной волной куски твоего несуществования разбросало на миллионы километров, на миллионы лет вокруг.

Куски тебя висят на деревьях, раны твои плывут по Днепру, руки твои обнимают плачущих, потроха твои продают на базаре, ноги твои шагают по улицам, шаги твои оповещают весь мир о твоем уходе, быть может, даже кто-то услышит их, быть может, кто-то крикнет "Прощайте!", но разве ты сможешь ответить…

А потом вдруг опять гул страшный превращается в стон, дыхание спящее превращается в хрип, содрогание воздуха утихомиривается, тонет в беспристрастном безразличии.

Ветер уходит.

Окна закрыты, двери закрыты, коридор длинный, в комнате тепло и тихо.

В комнате так пусто, как только может быть пусто там, где тебя нет.

Только в отличие от тех мест, где тебя нет, здесь ты все еще есть.

Разорванный, исчезнувший ты продолжаешь слушать звуки удаляющихся шагов, понимая почему сюда никто не приходит, не понимая откуда берутся те, кто уходят, и почему они никогда не здороваются.